— Вы хотите что-то спросить? — обратился он к математикам.
— Да, — Агор встал, подошел поближе. — Скажите, уважаемый, ваша вера случайно не связана с учением Девяти ступеней?
— Нет, даже не слышал никогда, — ответил тот. — Прошу еще раз меня простить. На борту — шестнадцать подростков и, признаться, я очень и очень устал.
— Если я правильно вас понял, вы преследуете… как вы ее назвали?
— Как выглядит, так и называем. Золотую пирамиду.
— А почему вы это делаете? — прищурился Стовер.
— Потому, что на ней находится зло, — веско сказал Учитель. — Древнее и омерзительное зло. Которое необходимо…
Он запнулся.
— Вы продолжайте, — мягко попросил Стовер.
— Первый приказ был — уничтожить эту пирамиду. Но потом пришел второй — нам следует отвести ее к миру Изначальному.
— А где это? — живо спросил палач.
Бородатый мужчина ответил ему укоризненным взглядом.
— Вы как никогда правы на счет зла, — заметил Стовер. — Зло там действительно… мерзкое. На счет древности не уверен, но на счет омерзительности — соглашусь. Вы были откровенны с нами, поэтому мы не станем ничего утаивать от вас. Мы тоже преследуем эту пирамиду. Правильно она называется секторальной станцией Безумных Бардов.
— Кто такие Безумные Барды? — насторожился мужчина.
— Это одна из так называемых систем Контроля, — с едва заметной усмешкой пояснил Стовер. — То, что вы видите, как зло. Они действительно — зло. По сути своей.
— Почему?
— Они лишают миры права выбора. Подавляют волю. По сути — уничтожают инициативу, везде устанавливая свою власть и свои порядки. Но не на физическом уровне, а выше. На физическом в это время действуют их приспешники. Таковых много.
— Вот оно что… — протянул мужчина. — Вообще, про Контроль я слышал. В ранней молодости, еще когда жил в Сотне. Но, по-моему, то, что я слышал — это были какие-то бредни. А оно, оказывается, вон как. Я, признаться, не думал, что мы искореняем что-то подобное, но теперь… да, вы правы. Все сходится. Даже больше, чем сходится.
— Давайте я вам все спокойно расскажу, — предложил Стовер. — Но прежде скажите, можем ли мы вам чем-то помочь? Я вижу, что вы утомлены и печальны. Может быть, я смогу быть вам полезен?
— Это вряд ли, — грустно усмехнулся мужчина. — Понимаете ли, на этом ржавом корыте нет силы тяжести. И очень тесно. Дети больше месяца нормально не мылись и не ели. Самому старшему — шестнадцать лет, младшему — четырнадцать. Им можно помочь, только дав отдохнуть на хорошей, мирной планете и…
— Подождите, — остановил его Стовер. — Нет силы тяжести? Еда? Мытье? Поможем, непременно поможем, причем сейчас же! Идите скорее на корабль, предупредите детей, что сейчас будет тяжесть, а через часок мы наведаемся к вам в гости и поговорим, — он улыбнулся Учителю одной из самых лучших и отрепетированных своих улыбок для рекламных плакатов — широкой, ласковой и обезоруживающей. — Нам с вами по пути, поэтому мы должны помогать друг другу. Тем более, что дети. Разве я не понимаю?
— Отлично, — подытожил он, когда Учитель, наконец, вернулся на свой корабль. — На совещание — час, максимум. Дальше — как водится, все лучшее — детям.
— Зачем это нужно? — удивился Ричи.
— Придурок, — зло усмехнулся Стовер. — Эти дети едва не стерли в порошок секторальную станцию. Чего молчишь? Доходит? Вот эти дети и вот на этом хламе. Такие дети дорогого стоят. Поэтому детям сейчас будет все — и в лучшем виде. Надеюсь, я переориентировал катер правильно, и никто не треснется головой, когда я уберу порядком доставшую их невесомость.
Через несколько часов чисто вымывшиеся девочки уже пели в коридоре какую-то веселую песню. После того, как появилась тяжесть, всем пришлось привыкать к ней заново — на пол то и дело падали какие-то вещи, которые все привыкли перекидывать друг другу по воздуху одни легким движением, кто-то умудрился шлепнуться и расквасить себе локоть, потому что забыл, что через переборку надо переступать, а кто-то уже вспоминал про невесомость с легкой грустью, ведь когда она была, можно было спать где угодно, а теперь, наверное, спать придется по сменам, коек не хватит. Но это были совершеннейшие мелочи в сравнении с тем, что впервые за все это время они вымылись под настоящим душем (вперед, конечно, пропустили девочек, и те, обрадовавшись тому, воду можно больше не экономить, купались гораздо дольше положенного), и поели горячей, вкусной, хоть и незнакомой еды, которую принес на корабль ласково улыбающийся Ричи.
Перед тем, как отпустить свою команду знакомиться с «новыми друзьями», Стовер провел с ней на редкость жесткий инструктаж. В особенности, конечно, досталось Клайду.
— Учтите, юноша. Если я замечу, что вы хоть один лишний взгляд кинете хоть на одного подростка, я оторву вам руки. А если я замечу у вас в штанах хотя бы одно движение, я скажу об этом вон ему, — Стовер кивнул в сторону палача. — Клайд, я все знаю. А вы — знаете меня. Надеюсь, я все доступно объяснил, и вы меня поняли.
Тот нехотя кивнул.
— Совершенно незачем было унижать меня перед всей командой, Микаэль, — заметил он. — И потом, я бы и сам не стал. Я тоже заинтересован в успешном исходе дела.
— Ну, конечно, — сардонически усмехнулся Стовер. — Мы все тут на редкость сознательные. А как же. Так я и поверил. Теперь — остальные. Максимальная доброжелательность. Великодушие. Приветливость. Ясно? Всех касается. Учтите, что эти детки — на самом деле гнездо с ядовитыми змеями. Если что-то пойдет не так, нас перебьют очень быстро. А нам этого не нужно. Нам нужно уговорить часть их флота пойти вместе с нами за секторальной станцией. И, да, чуть не забыл! Вы все теперь верующие. Все, поголовно.